logo



Главная Литература Художественная Дверь в окне Дверь в окне. Глава первая

Дверь в окне. Глава первая

Любые совпадения названий и имён случайны.

«Рот, который привык есть, и рука, которая
привыкла убивать, никогда не успокоятся»

Лифт провалился вниз и лязгал где-то между этажами на стрелках и стыках собственных путей сообщения, лениво гудел и посвистывал рельсами на поворотах. На лестничную площадку выходили три двери. Дверь квартиры справа в магазине имела обыкновение называться «стальная дверь», а на поверку оказывалась тиснёной жестянкой. Дверь слева выглядела стандартным деревянным изделием советских времён, основательно ободранная, с извилистыми сквозными щелями, заштопанными дырами от бывших замков и следами ударов ногами во всех удобных для этого местах.

Дверь семнадцатой квартиры казалась сработанной из старого морёного дуба, доморощенный дизайнер обрамил её роскошными наличниками с завитушками и вензелями, достойными шедевральных полотен, а замочную скважину заслонял старой меди львиный зев, причём было непонятно, как туда мог войти ключ, и было неведомо, замочная ли это скважина вообще.

Не обнаружилось ни звонка, ни старинного молоточка, ни даже дверной ручки. Антон попытался, заслонясь ладонями, посмотреть в щель между притолокой и дверью, потом присел и опасливо заглянул прямо в пасть. Ничего. Какой-то замшелый мусор и темнота.

Он потрепал львиный клык, плюнул на серый пол и постучал. Дверь тут же глухо щёлкнула, приоткрылась щелью, и оттуда горохом высыпался скандал.

- И не вздумай ко мне больше прикасаться! – кричала женщина, - Выискался! Начальник! Руки распускать!

- Бу-бу-бу, - издалека отвечал мужской голос, - да больно надо, тоже мне фотомодель…

- Что?! Да я тебе! Да я в следующий раз! Да я…. Заходите там, не стойте под порогом!

Это наверно мне, подумал Антон и заглянул в прихожую. Молодая симпатичная женщина мотнула хвостом рыжих волос и скрылась в правой комнате, но сразу же из-за угла выглянул брезгливо согнутый палец, постучал по воздуху густо накрашенным ногтем и пояснил:

- Вас там ждут, - девушка высунула голову в коридор, - Сергей Александрович их звать, - и размашисто хлопнула дверью. Антон хотел спросить, надо ли разуваться, но заметив на приступке возле стены ряд разнополой обуви, снял ботинки и постучал в левую комнату.

Сергей Александрович метался по узкому как склеп кабинету, пылая праведным гневом. Одна половина лица горела особенно ярко, неся следы тактически верно выполненного превентивного удара. В погоне за прелестями жизни Сергей Александрович потерпел временное фиаско. Он театрально размахивал пухлыми руками, дудел под нос что-то невообразимо торжественное, судя по ритму марш, и отщёлкивал пальцами шаг. Он нёс в впереди себя как знамя солидное брюшко, покрытое футболкой с надписью «Лиссабон». Под надписью при каждом шаге старинные парусники мерно колыхались на стоячей воде бухты как при большой волне. Было видно, что Сергей Александрович не поддался унынию и готов к новым поползновениям. Он жаждал репараций и контрибуций. Он жаждал сатисфакции. Достаточно настрадавшись, Сергей Александрович рухнул в широченное кресло, отчего стал похож на утомлённого морского котика, махнул ластой в противоположное кресло и сказал:

- Садись уже. Нечего там скорбеть как бледный родственник на панихиде. Узнал?

Антон узнал. Никакой это был не Сергей Александрович, это был одноклассник Серёга Галыгин, прозванный в народе Груней за шикарные румяные щёчки. Вечный троечник, потный толстяк, задира и шкодник. Самая знаменитая его проделка вошла в анналы и с завидной скоростью распространилась по миру, где, в конце концов, превратилась в анекдот.

Дело было на последних школьных каникулах. Мужская половина девятого класса весь год посещала курсы вождения автомобиля, а летом была вынуждена отработать повинность в транспортном цехе. К группе прикрепили наставника дядю Гену, в прошлом могучего викинга, ныне чуточку подсохшего от бытовых передряг. Лицо его было щедро отмечено печатью неутолённой страсти к крепким напиткам кустарного производства.

Народ шуршал в гараже. Кто ковырял в носу, наблюдая за разборкой карбюратора, кто по указке свыше мыл в корытце с соляркой мелкую гаражную утварь, кто неприкаянно слонялся по углам, а кто и просто подрёмывал на прохудившемся диванчике за верстаками. Все были при деле.

У Груни ничего не получалось под грузовиком с намертво приржавевшей гайкой. Про принцип рычага он знал только из теории школьного курса физики, но ни разу не применял его на практике, потому что даже представить себе не мог, что этот принцип вообще к чему-то применим. А нужно было всего-то накинуть на конец гаечного ключа специально сплющенную для таких надобностей металлическую трубу, и знай себе крути гайки, болты или что другое. В прикладных науках Серёга силён не был, зато науку отлынивания он досконально освоил ещё в начальной школе на первом сборе макулатуры, самовластно назначив себя учётчиком. Одноклассники помирали под кипами бумаг, а Груня учитывал. Здесь тоже не нужно было особо мудрствовать, а нужно было прилюдно назваться олухом и крикнуть мастера. Дядя Гена втиснулся под машину, взял Груню в горсть, вытолкал из ямы – нечего мешаться под рукой, и без тебя тут оглобли не развернуть – и поплевал на руки, приноравливаясь к гайке.

Груня времени зря не терял. Мелкой предательской рысью он помчался к воротам в угол, где находился общий рубильник, и оттуда на коленках, вытянув шею вдоль пола как преданный кобель, стал ждать момента. Только дядя Гена приловчился к гайке и хорошенько потянул, Груня выключил электричество. В свете плавно тающих ламп ещё мгновение было видно, как от неожиданности железная труба сорвалась с ключа и с тупым звуком маханула наставника по темечку.

Всё замерло. В кромешной тьме дядя Гена сказал жутким шёпотом на весь гараж: «ребята, я кажется, зрение потерял». Пацаны тужились от сдерживаемого смеха. Заряд безумного веселья неумолимо накапливал взрывной объём. Давились беззвучно, чтобы протянуть удовольствие. Первым фыркнул сам Галыгин и тут же, уже не скрываясь, зареготали и заржали остальные. А мастер из ямы причитал: «Вы мне что, не верите?! Скорую вызывайте, засранцы! Ни хрена ведь не вижу».

Короче попало всем. Галыгину попало крепче других. Ему влепили годовую двойку по поведению и препроводили к девчонкам в швейный цех на перевоспитание, где он, обидевшись на весь белый свет, ухитрился пришить к стулу халат мастерицы, надушенной и наманикюренной мадам. Причем халат в это время на мастерице был надет и застёгнут на все пуговицы. В результате несчастная женщина при первой же попытке встать рухнула вместе с халатом, стулом и со всем своим макияжем и маникюром на пол и очутилась в больнице со сломанной ключицей, а Груню поставили на учёт в детской комнате милиции.

- Пить будешь? - спросил Сергей Александрович, сползши наполовину с кресла и шаря ногой под столом, - вот стервоза, и бутылку уволокла... А нет, вон она, за тумбочку закатилась.

Он с кряхтением залез под стол, выудил оттуда пузатую бутылку, мигом организовал на столе пару рюмок, налил в обе, опрокинул свою в рот как в скважину, причмокнул пухлыми губами и тут же плеснул себе ещё.

- Пей, давай, нечего меня разглядывать. Ты такого коньяка больше нигде не увидишь. Это оттуда, - он махнул большим пальцем куда-то за спину. Антон выпил и сразу захмелел.

- Жрать хочешь? – спросил Сергей Александрович. Антон вспомнил утренний третьей выварки прозрачный чай без ничего, и в животе у него что-то тупо провернулось. Он с натугой кивнул.

- Ирочка! – крикнул хозяин в сторону двери. – А, ч-ч-чёрт, вот ведь зар-р-раза. Ладно, я сейчас. На вот, почитай на досуге, - он сунул Антону сложенную газету, где фломастером был отчёркнут заголовок, - это тебе вводная.

- Какая вводная? - моргнул Антон.

- Никакая. Ты читай. Я мигом, потом всё объясню, – и пошёл в ту сторону, где должно было находиться окно. Дальняя от двери стена была занавешена грубыми темными портьерами и к тому же перегорожена от края до края громоздким кожаным диваном. С изяществом циркового бегемота Сергей Александрович преодолел диван, перемахнув его на брюхе, неожиданно грациозно скользнул за занавеску и сказал оттуда пыльным голосом:

- И не вздумай за мной ходить. Читай, давай, и делай выводы, я тебе потом вопрос задам…

Антон попытался представить себе план здания, мысленно прошёл от подъезда к квартире и по самой квартире, запутался... начал снова и опять запутался. Если за портьерами было окно, то Серёга не мог никуда уйти, если же там была дверь.… Не должно там быть двери. Никак Антон её себе не представлял. Максимум что там могло оказаться – дверь на балкон, да и то навряд ли, на фасаде дома он ни одного балкона не видел.

Он принялся за газету.

«Несколько недель назад мы уже писали о том, что в ночь с третьего на четвёртое июля на мисясском тракте произошла автомобильная авария со смертельным исходом. В машине находились жена и дочь главы зустовского округа нашей области Соколова Павла Григорьевича. За рулём была жена Соколова, Марина. В живых осталась только дочь. В данный момент она находится в отделении интенсивной терапии второй областной клинической больницы, и врачи продолжают бороться за её жизнь.

Буквально на следующий день после аварии Павел Григорьевич подал заявление об увольнении с поста главы района. А сегодня стало известно, что Соколов устраивается на машиностроительный завод простым слесарем по ремонту оборудования. В отделе кадров нашему корреспонденту сообщили, что бывший глава округа подтвердил свою профессиональную пригодность дипломом Зустовского Индустриального Техникума, который был ему выдан тридцать два года назад. По своей специальности Павел Григорьевич работал всего несколько месяцев после окончания учёбы, а затем перешёл на административную работу в горком комсомола.

По неподтверждённым слухам, в последние дни Соколов перевёл все имеющиеся у него средства со счетов в оффшорных европейских банках в некий благотворительный фонд. Он продал свой коттедж в элитном посёлке «Лесная сказка», машину и трёхкомнатную квартиру в нашем областном центре, и сейчас проживает в однокомнатной квартире своей матери, которая скончалась от инфаркта год назад.

Врачи говорят, что за последние дни состояние Анны Соколовой немного улучшилось, но говорить о выходе из кризиса пока рано…»

Антон отложил газету. Чёрт те что. Заметка как заметка, таких заметок сейчас завались. Кто-то помер, кто-то жив. Кто-то уволился, кто-то нашёл работу. У кого-то есть диплом Зустовского Индустриального Техникума, а у меня припасён диплом Ленинградского Института Авиационного Приборостроения, ныне Государственной Академии, но этим дипломом согласно правде жизни можно только зад подтереть, да и то неудобно – твёрдый.

Третий месяц в поисках работы, третий месяц лбом о стену. Горький опыт подсказывает, что в отделе кадров тебя подстерегает толстая злобная канцелярская тётка с лицом до декольте. Обозрит монаршим взглядом сомнительного просителя на предмет холопского смирения, внушительно тряхнёт двойным подбородком и скорбно огласит: «Одинцов, значит... Боюсь, нет у нас мест...» Боится тётка... Себя боится, за себя боится. Не дай бог, примешь на работу такого вот прощелыгу, расхлёбывай потом за ним. Направление из центра занятости принесли? Да, вот направление, вот лиловые печати, вот упругой пружинкой закрученные подписи, а вот здесь в уголке пометка о заявке вашего предприятия на одно место программиста. Мало ли что пометка, резонно возразит канцелярская тётка, было место, да сплыло. Заняли место. Сегодня с утра пришли и заняли. Давайте ваше направление, я галочку поставлю...

Некоторые относятся с сожалением. Поцокают сочувственно языком, покачают головой, посмотрят на тебя сырыми глазами, достанут гигантскую тряпку в клетку, трубно просморкаются, оглядят содеянное, ловко свернут, спрячут в стол до следующего раза и скажут: зайдите через месяцок, может быть, что-нибудь и придумаем. Хорошо вам говорить – через месяцок. Есть-то хочется сейчас. У вас-то вон бутерброды на подоконнике. Мощные какие бутерброды. И с колбасой, и с ветчиной, и с сыром, и вроде с красной рыбой, судя по некоторым признакам. На целую дивизию. А вы говорите через месяцок. Через месяцок, если подумать, и кони двинуть можно без бутербродов. Но вам-то откуда это знать. У вас тут тепло и сытно. Ну прогуляется время от времени сквознячок, ну продует, ну прочихаетесь вы в свою простыню... А назавтра совершите героический поступок – выйдете на работу с простудой. Всем на зависть, начальству в радость.

Так что, господин Соколов, вам ещё повезло. Вы, Павел Григорьевич, бывший глава и большая шишка, будете зашибать деньгу на вашем милом глазу машиностроительном заводе простым дипломированным слесарем по ремонту оборудования. А меня на машиностроительный завод и двор мести не возьмут с моим институтом, со всеми моими умениями и волчьим билетом. Хотя я бы и слесарем смог, и наверно не хуже вашенского, гражданин Соколов. Не напрасно, видать, вас из района попёрли. Ах, не попёрли, вы сами ушли? Ну, это дураком набитым надо быть, чтобы с такого тёплого места уйти…

Вот. Вот в чём значит дело. Вот о чём Груня говорил. Соколов Павел Григорьевич сам ушёл из первых и сам устроился слесарем на завод. Так не бывает... Хотя откуда мне знать, как оно тут бывает? Меня здесь по большому счёту семь лет не было, да с гаком. Да с каким гаком, ещё два года на поселении упустил. Да... девять лет. За девять лет многое могло измениться. Что-то я такую фамилию не помню – Соколов. В моё время в нашем скромном районном руководстве никакими соколовыми и не пахло...

За портьерами завозились, закашляли, и грунин задавленный голос произнёс:

- Иди, прими, я тут навалил на всю казарму.

Между портьерами появился край накрытого салфеткой высокого подноса. Антон, подскочив, перегнулся через диван, взял поднос и чуть не ухнул вместе с ним.

- Осторожней, он тяжёлый, я же сказал.

- Так я уже понял, - Антон с натугой дотащил обед до стола, сбросил салфетку и ошалел. Поднос был двухэтажным, с прозрачными доньями. На нижнем стояли три громадных блюда, заваленные ароматной снедью: сочащимся жареным мясом, зеленью и каким-то немыслимым гарниром. А на верхнем в образцовом беспорядке устроились розетки и блюдца, в которых угадывалось с первого раза не всё, Антон многому даже названий не знал. На специальном кронштейне сбоку были аккуратно приторочены тонкой работы приборы.

Сергей Александрович поковырялся за шторами, отдёрнул их в стороны, и оказалось, что окно на месте, красивое современное окно, а вот двери там никакой не просматривалось... Антон озадаченно уставился на Груню, а тот вновь ловко форсировал диван: перекатился через бортик и рухнул спиной на ложе, отчего оно шумно выдохнуло всем своим кожаным нутром. Брюхо у Груни отвалилось на бок, футболка с кораблями задралась, явив на свет неприглядное содержимое.

- Ирочка, - сипло крикнул Сергей Александрович в сторону двери. - Обед!

Ирочка появилась не медля. Нос кверху, чёлка на глаза, губы поджаты, спина прямая, взгляд в пустоту. Простучала каблучками домашних туфель до стола, взяла в левую руку одно из нижних блюд, а остриём зажатой в правой руке вилки поводила над розетками:

- Опять оливки забыл? – спросила она таким тоном, словно сбылись самые страшные её подозрения. Положила в своё блюдо прозрачный кусочек хлеба, подцепила ажурной вилкой пару страшноватых на вид бледно-жёлтых стеблей, устроила их поверх хлеба, махнула короткой юбкой и вышла. Вся из себя.

Сергей Александрович, кривя рот, внимательно следил за ней с дивана.

- Оливки ей, – сказал он закрывшейся двери и выдал неприличный жест. – Ну, давай, - это уже Антону, - жрать давай говорю, остынет.

Антона долго упрашивать не пришлось. Живот заболит, подумал он, но это уже неважно. Он сметал всё за три минуты, а Груня услужливо подкладывал ещё, приговаривая: «Давай-давай, энтого у нас в огороде полно, как говорила моя бабушка. Ты, главное не стесняйся, налегай…»

- Слушай, откуда такая роскошь? – спросил Антон, борясь с икотой.

- Оттуда. С работы. С твоей новой работы, - улыбнулся Серёга, отодвинул свою тарелку и вновь расставил рюмки. – Я тебя, думаешь, зачем пригласил?

- Как понять – ты пригласил? Я вообще-то по объявлению пришёл.

- Ну так подумай ты, дурья твоя башка, - гоготнул Серёга, - откуда в твоём бомжатнике могло появиться объявление «Требуется инженер-программист»? У вас там много инженеров, да ещё программистов, да ещё и электроников? – он разлил коньяк и опять проглотил свой без спроса.

- Электронщиков, - поправил Антон, пригубляя рюмку.

- Да неважно, электроников – электронщиков. Так много вас там - электронщиков?

- Да наверно ни одного, - подумав, ответил Антон. – Так это значит, ты объявление повесил?

- Не я, Ирка у меня этим занимается.

- А она у тебя кто? И кто ты сам? Что за контора?

- Э-э-э, брат, давай-ка по порядку. Здесь вопросы задаю я, - ухмыльнулся Серёга и налил себе снова. – Контора никак не называется. Ирка – мой секретарь, если её можно так назвать. Я – типа директора, но никакой я не директор, здесь есть люди повыше, только я их ни разу не видел.

- Как так?

- Долго объяснять. Тебе работа нужна? Нужна. Так вот, работа есть. Контракт на три года. Зарплата пятнадцать тыщ долларов…

- В месяц? – обомлел Антон.

- Нет, блин, в год! Конечно в месяц. Ты газету прочитал?

- Ну, прочитал.

- И что? – Сергей Александрович разглядывал свою рюмку на свет.

- Что-что. Ни один идиот так просто с тёплого места не уйдёт. Ты это имел в виду?

- Молодец, допёр. Тогда ответь мне ещё на один вопрос. – Груня выпил, нюхнул кулак и учительским пальцем постучал по столу. - Вот ушёл Соколов. Сам ушёл, заметь, но за каким лядом его тогда слесарем на завод понесло? Нашёл бы себе другое тёплое место, на завод-то зачем?

- Я как-то об этом и не думал… - Антон поводил глазами по комнате. - Может он умом повредился? Душевная травма всё-таки, жена погибла, дочь в коме…

- Да, братец, вон с какого боку ты смотришь. А ведь всё совсем не так... – Сергей Александрович полез в ящик стола, вытащил замусоленный ежедневник, полистал, что-то нашёл, и, ведя толстым пальцем по странице, спросил, - слушай, а ты Линух знаешь?

- Линукс, - кивнул Антон, - знаю. Отлично знаю. Операционная система такая.

- Точно, - обрадовался Серёга. – Здесь мне так и написали. Так ты согласен?

- Конечно, согласен, он ещё спрашивает. Когда приходить?

- Н-н-ну, – Серёга замялся. – Никогда! – выпалил он вдруг, - прямо сейчас. Считай, что ты уже на работе, только работа в командировке. Три года – в ко-ман-ди-ров-ке, - проговорил он по слогам. – Сегодня, с этой минуты…

Антон обмяк. Ну вот, подумал он, всё как обычно. Сладкое обязательно когда-нибудь начинает горчить. Без костей мясо не живет. А как же Ленка! - его вдруг обдало жаром. Его добрая, ласковая, понимающая Ленка, с которой легко и забываешь что ты бывший зек, пусть даже с высшим образованием и с определёнными способностями. С которой прожито всего два месяца, а кажется, что двадцать лет. Ей-то как объяснишь? Это же почти новый срок мотать - три года...

- Серёга, - сказал он тихо, - я так не смогу.

- Ты про Ленку что ли? – Груня сыто ковырял ногтем в зубах.

Антона обдало жаром вторично:

- Ты и про неё знаешь? Откуда?

- Не твоё дело… Ладно, Тоха, извини, и не дергайся, будто у тебя портфель украли. Знаю я про Ленку, и про твой срок знаю, и даже про то, как тебе в зоне пришлось. Если не веришь, сколько я всего про тебя знаю, могу рассказать про тайник на заброшенной даче в Кудряшах. Он тебе больше не пригодится – это раз, а во-вторых, там уже пусто. – Сергей Александрович откинулся в кресло и попытался закинуть ногу за ногу. С третьего раза у него получилось.

Антон совсем скис:

- Т-тайник?

- Да-да, тайник, где лежала волына и немного денег. Рассказать, зачем тебе понадобился пистолет?

- Не надо, - устало сказал Антон, - с Ленкой-то что делать?

- И с Ленкой решим. Мы ей, то есть вам покупаем квартиру на твоё имя. Точнее, квартира уже есть. От бабки своей она съезжает. За три-четыре месяца ты всё отработаешь. Потом возможно будут свидания, отпуска, только ничего обещать не могу, это уже решаю не я.

Антон во все глаза смотрел на Груню.

- Что же ты сразу не сказал про отпуска? И про квартиру! Это же совсем другое дело! А куда ехать, что делать, как это у вас тут происходит?

- Никуда ехать не надо, - Серёга вдруг стал очень серьёзным. Он сбросил ногу с ноги, резко подвинул под собой кресло, выставил локти на стол, разместил пунцовые щёки в ладонях и уставился размытым взглядом в Антона. – Как ты относишься к морали? Нет, ты только не подумай, что я сейчас тебя как бывшего зека спрашиваю. Я не про моральный кодекс строителя коммунизма и не про поповскую мораль. Я по-настоящему спрашиваю, без издёвки.

Серёга вскочил и пошёл по комнате. В бухте Лиссабона поднялся нешуточный шторм.

- Что ты, например, думаешь про ту сволочь, которая народом поставлена, и народ обкрадывает? – злым свистящим голосом сказал он. - Я про ту сволочь, которая сегодня истово молится в церкви, а завтра подписывает указ повысить квартплату для пенсионеров? Я тебе про ту мразь, которая сегодня несётся по центру города на своём БМВ под красный свет, а завтра штрафует бедолагу на месячный оклад за пересечение сплошной одним колесом? А наши судьи?

- Ты знаешь, что все эти управленцы, сидящие на наших шеях, ходящие по нашим головам, плюющие на нас сверху, по сути, никакими управленцами не являются? Практически ни один из них не имеет специального образования, я не говорю уже о наследственном умении править. Мизерная часть нынешнего руководства знает и умеет, остальные только подражают. Они делают вид, понимаешь? Делают вид, что управляют страной! На большее они просто не способны. Способны они только жрать и тратить, жрать и гулять на всю катушку, жрать и портить баб. Не все, нет - не все. Но большинство, поверь.

- Ты спросишь меня, а как же тогда вообще эта страна живет с такими вот «хозяевами»? Я тебе отвечу. Хозяева нашли себе неплохих помощников, только всем этим помощникам, при всех их достоинствах, так и ходить в помощниках до самой пенсии. Их никто и никогда не двинет выше поставленной планки, запомни. Это закон. Это система. Но самое интересное знаешь в чём? В том, что если вдруг такой вот помощник, при моральных принципах и умница по жизни, всё-таки прорывается наверх, он тут же тупеет. Сказать почему? Это система, Тоха. Это мерзкая, извращённая система, в которой главенствует одна идея – жрать и жрать. И тот, кто поднимается к кормушке снизу, тоже начинает жрать. В три горла, до тошноты. А когда его стошнит, он снова начинает жрать, но ищет что-нибудь новенькое, что-нибудь эдакое, заморское.

Груня вспотел. Груня был растерзан и свиреп. Груня шёл пятнами как тихоокеанский спрут. Бывший троечник, шкода и задира. Человек с двойкой по поведению за девятый класс. Член детской комнаты милиции. И откуда взялось красноречие, ведь был всегда скор только на руку. Такой молчаливый пакостник, он даже в драках обходился без обязательных в этом случае ритуальных перепалок. Или это уже не он говорит, а выпитый коньяк? Да, подрос Груня, возмужал Сергей Александрович.

- Нет, Антоха, это даже не система, это, я тебе скажу, антисистема, это мораль разложения, полного разложения. Ты римское право знаешь?

- Бог мой, Серёга, очухайся, какое римское право? Ты вообще о чём? - Антон махнул на Груню ладошкой.

- О том. О том, что римское право практически лежит в основе всего современного права, ты об этом знаешь? Только в Риме все законы вы-пол-ня-лись.

- Ну да, рассказывай. Был герой Тиберий, который вдруг стал плохим. И был ещё Август, и его жена-интриганка Ливия, перетравившая всю округу, затем был Калигула, тут и закону твоему конец. Дальше правил Клавдий, хромой заика, но это совсем другая история. И ты не забывай, что в Риме всё-таки существовали рабы. А сейчас рабов вроде как нет.

- Ты… Ты откуда это вычитал? – опешил Груня.

- Было время, Серёж. У меня, если ты помнишь, было много времени. Про кормушку твою как пример я тоже знаю. В зоне многие лезут к кормушке, а добравшись - совесть теряют.

- Вот! – раззадорился Серёга. - Вот! Зона! У нас не страна, а зона. Большая такая, христианско-демократическая зона. Но какие красивые ярлыки к ней ни приклеивай, зона остаётся зоной. Как ты ей губы не подкрашивай, проститутка – она проститутка и есть! Была у нас история, была, Антоха. Были люди, для которых слово «государство» не просто звук. Были люди, специально выращенные для управления этим государством. Государство для них значило больше, чем личный интерес! Сломали эту историю и создали новую. Выковали железные руководящие кадры. Сделали видимость. Потом снова всё сломали. Замешали новое общество на деньгах и только на деньгах. И появилось новое руководство, элита. Денежная элита, которая не знает, что со своими ворованными деньгами делать, и поэтому только жрёт, жрёт и жрёт. И этих гадов всё устраивает, и эти сволочи ничего менять не желают. Плевать они хотели на государство, на законы, на людей. Им и так отлично живётся. Как? Как к ним относиться? Скажи!

- Мог бы и не спрашивать. Я только не пойму, чего ты взбеленился, ты же всё равно ничего сделать не можешь. Они как ездили на твоей шее, так и будут ездить. Воровали, воруют, и будут воровать, а ты тут все стены оплевал.

Серёга резко остановился, медленно подошёл к столу, наклонился к Антону и протянул ему согнутую в локте лоснящуюся волосатую руку:

- Вот! – сказал он торжественно, ударяя ребром ладони в сгиб локтя, - вот им всем, понял? Я не могу? Да - я не могу, а вот ты сможешь. Я тебе даже завидую. Ты даже не представляешь, как я тебе завидую. Руками бы душил, ногами бы топтал этих тварей.

Он в изнеможении рухнул в кресло и оттуда, отдыхиваясь, сказал вполне спокойным голосом:

- Значит, договорились. Звонить нельзя. Ленке я сообщу. Квартиру вам дадим. Отработаешь. Потом сможешь ей позвонить. Потом посмотрим. Деньги тебе там не понадобятся. Зарплату на своём счёте будешь отслеживать через сеть. Всё, идём.

- Куда? – спросил Антон.

- На работу, - подмигнул Серёга, - и направился к окну.

© Мирошниченко Михаил. Ноябрь 2013 г. http://mafn.ru

Rambler's Top100 Яндекс цитирования